Моя рука дернулась, увидел проблеск света

- Идёт на поправку, но состояние тяжёлое. - ответил Алекс.

Я тяжело вздохнул. Боль утихала

- Что ж. Надеюсь, выкарабкается. - Я грустно потупил глаза. Вот то время, когда следует использовать приобретённые навыки нормального человеческого общения, сейчас. Надеюсь, это выглядело не слишком искусственно.
В правом ухе раздалось шипение, разрываемое коротким треском. Передатчик.
- Извиняюсь. Мне нужно отойти.

Я ушёл в то место, где провёл всю прошлую ночь. Оно находилось примерно в пятистах метрах от лагеря Алекса. Здесь кончалась равнина, усыпанная песком, и начиналось нагромождение упавших домов. Лишь отель, в котором мы останавливались несколько дней назад, стоял крепко и не собирался падать. Где-то там, наверху, сейчас спал Грегори. Его жизни ничего не угрожало, а на раскладушке, на которой до сих пор валялись огрызки еды, лежала ярко-жёлтая бумажка, где написано несколько мест, в которых Грегори сможет нас найти.

- Я вас слушаю. - Прошептал я.
Передатчик прошуршал в ответ дрожащим голосом Коула:
- Генезис, где я могу вас найти?
- Где тебе будет удобно. Что случилось?
- В город съезжаются люди. Сотни гражданских машин входят в город. Мне это не нравится. Я волнуюсь. Я выпил восемь банок энергетика, чёртовых восемь банок! Один бог знает, сколько мне осталось до инфаркта.
Честно говоря, мне было плевать на его жизнь. Но я не мог так огорчать Коула.
- Бог умер сразу после того, как дьявол стёр с лица Земли Нью-Йорк. Можешь считать, что ты бессмертен.
В наушнике ненадолго воцарилась тишина, вперемешку с шипением и треском.
- Так мы встретимся?
- Знаешь, сейчас не лучшее время для дружеских встреч. У меня на руках умирающий парень. Нужно за ним приглядывать. Сегодня никак не получится.
- Чёрт.
- Что-нибудь ещё интересное заметил?
- Да. Гражданские едут небольшими колоннами по пять-десять машин. Со всех сторон они охраняются чёрными, как уголь фургонами. Полностью чёрными. Стёкла тонированы так, будто внутри расположилась всепожирающая пустота.
- Я назвал бы это чёрной дырой.
- Именно. Ни одного кусочка другого цвета на этих машинах нету. Диски, окна, шины - всё одного чёрного цвета. И водителей фургонов я не видел. Такое чувство, что по дороге ползёт живая нефть.
- Живая нефть? Наверное, весёлое зрелище.
- Ещё бы. Ползут, как черепахи.
- Хорошо. - Я протяжно зевнул. - Оставайся на связи, если будет что-то интересное - звони. Не тревожь меня по пустякам.
- Ладно. Надеюсь на скорую встречу, Генезис. Пока.
И голос Коула уступил место тишине, как в наушнике, так и вокруг меня.

Я сидел рядом с раненным парнем с влажной тряпкой на лбу. Достав из кармана мятую пачку сенатора, я вытащил оттуда сигарету. А закурить то нечем... Тьфу... Радует только тот факт, что раненный идёт на поправку, медленно, но уверенно. И как он мог так себя изрезать? Может споткнулся где-нибудь в магазине в отделе с ножами? Издалека периодически слышались неприятные и пугающие звуки, заставляющие лишний раз нервничать. Шум моря... Раньше это доставляло удовольствие, но теперь пугает. Причём очень сильно. Так может и аквафобия развиться.

Я и сам это видел.
Десятки машин тянулись пробкой из-за города. Чёрные угольки фургонов задавали колонне машин скорость. Следили, чтобы те не отставали и не обгоняли других.
Коул был рядом. Он изменился. Когда с его головы упал последний волос, а серые глаза перестали передавать эмоции, он стал чем-то иным. Похожим на меня. Говорил он практически без интонаций, как голос в банкомате, объясняющий, куда ввести код своей карточки и откуда снять деньги.
Пожалуй, несмотря на всё моё безразличие ко многим людям, к этому человеку я пропитался неким извращённым подобием симпатии. Мне было плевать на него, и я мог легко свернуть ему шею, пока он спит, но с ним мне было уютно. Наверное, так чувствуют себя старые друзья. Не хотят терять друг друга.
А когда представление закончилось и последняя чёрная машина пересекла границы города, я вернулся к Алексу. Один, конечно же.

- My shallow heart is only thing that beating, - напевал я, пока не заметил Роба. - Привет. Где пропадал?

- Делал кое-какие дела.
Я посмотрел в глаза Алекса и серьёзным голосом сказал:
- В город сгоняют тысячи людей. Со всех сторон их машины охраняются полностью чёрными фургонами. Я думаю, кем бы они ни были, люди из фургонов решили устроить из Москвы колонию.

- Так вот в чём подвох... Ми будем вас одевать, кормить, бла-бла-бла-бла... - я начал передразнивать того мужчину в респираторе.

- Я не уверен, что это они. Те парни передвигались на светло-зелёных "Хаммерах" и чёрных вертолётах. А тут - полностью чёрный фургон. Не их профиль.

- Да хоть марсиане... Мне пофиг. - я улыбнулся и принялся жевать колбасу. И чуть не сломал зуб... - Как ты думаешь, кто они?

- Понятия не имею. Но собираюсь выяснить. Что-то здесь нечисто.

- Как только выяснишь, найди чего-нибудь поесть. - сказал я, потирая подбородок.

-Есть. Я так хочу есть, - вяло прошептал я, - и воды, Бога ради, воды.

Минуло два месяца.
Два месяца, за которые рухнул оплот цивилизации. Люди более не были царями на голубом шаре Земли.
Планета перевернула все их представления об ужасе.

Воздух был пропитан коричневой пылью. Дневной свет отныне стал приторно-оранжевого цвета, как старые, давно немытые занавески. Теперь такие занавески устилали весь город. Лишь ближе к вечеру пыль слегка оседала, но ночью ветер вновь кружил их вихрем, позволяя рассмотреть Москву со всех ракурсов.
Людей на улицах города можно было встретить всё чаще. Те, кто выжили и решили вернуться, опять заселяли город.
Нет, за восстановление Москвы никто не брался.
Потому что страх заставляет людей обнажить гнилые клыки эгоизма.
Немногие вернувшиеся селились в первой попавшейся квартире, так как их домов больше не было.
Как ни странно, наш отель никто не занял. Поэтому изредка я возвращался туда. Брал из магазина одежду, батарейки для плеера и еду, которой, кстати, почти не оставалось.
На вафлях, печенье и пепси-коле долго не протянешь. А остальная пища давно уже стала несъедобной.
Я иду по пустоши. Песок скрипит под кедами. Оранжевый шарф, натянутый до носа, развевается на ветру и забивается песком. Чуть выше, на носу, плотно лежат авиационные очки круглой формы. Их стёкла поблескивают красным цветом.
Рядом идёт Коул. После прошлой передозировки энергетиком, Коул стал чуть умнее. На восемь банок, как минимум.
Мы молчим. Мы не говорим весь день. Просто бесцельно слоняемся по заваленным обломками зданий улочкам и смотрим на мёртвых людей.
На свежих мёртвых людей.
На свежих мёртвых людей с простреленными головами.
А ещё они улыбаются.
Трупы лежат и ухмыляются. Смеются надо мной. Над моими повадками, привычками, и моим незнанием. Они знают, что ждёт всех нас. Я - нет.
Коул первым нарушает тишину. Наткнувшись на шестой труп, он что-то нервно пробормотал и осел на землю.
Я присел рядом и открыл упаковку вафель в шоколадной глазури.